Во время так называемых московских беспорядков, за которыми мы дружно следили из дома (смотрели в сетях и молчали, а организаторы подумали, что нас просто нет), меня более всего поразил стрим с одного из бульваров, куда вывели «погулять» переполненную чувствами молодежь.
Юноша , принадлежность которого к одной из бывших союзных республик выдавали характерные черты лица, буквально взял за грудки человека в годах, встретившегося ему на пути, и настойчиво кричал прямо в лицо:
- Скажи: «Путин-вор!»
Тот мягко и тихо отвечал, что не понимает, почему он должен это делать (меня поразило спокойствие хрупкого пожилого человека, которого уже брала в кольцо толпа хорошо заряженной молодежи). И тогда молодые люди объяснили человеку в годах, кто он такой, словами, коими богат в определенных кругах наш великий и могучий язык.
Быть может, юноша набрался их в комнате на 18 человек, куда его поместил московский хозяин? Когда я, улыбаясь, говорю по утрам этим южным детям «Здравствуйте!», ибо они подметают наш двор, мне бы вспомнить слова моей мудрой алтайской бабушки: «Человека видишь, а ума не знаешь...»
Я искренне их жалею, вспоминая вспоминая шедевры «Узбекфильма» – любимые ленты юности «Нежность» и «Влюбленные», по которым мы учились жить. Когда-то у таких юных душ был шанс поступить в МГУ, во ВГИК, в ТСХА на равных с детьми из моего двора...
Кто у них его отобрал и вручил в руки метлу? Путин?
Почему не все в столице улыбаются им так, как я, и сегодня подвергается сомнению интернационализм, в крови с которым мы рождались? Да потому что здесь живут близкие людей, которые когда-то по распределению, разнарядке, комсомольской путевке, приехали в непростые для северного человека края – строить фабрики и заводы, мосты и дороги, учить и лечить...
А в один недобрый день их стали поганой метлой (подумайте об этом, берясь за свою, ребята) гнать с этих земель. Бить, грабить, насиловать, убивать... Это нельзя забыть в одночасье. Вы пьете горькую чашу за то, что сделали ваши соплеменники.
***********
Реконструкторам фестиваля «Времена и эпохи» в 2017 году на Тверской улице молодежь, перенаправленная туда Навальным «погулять» с проспекта Сахарова, объясняла свою правду-матку в тех же выражениях. Пользуясь той же аргументацией. Вы легко найдете ее в сетях – от потрясенных людей, которые приехали на праздник, а потом защищали щитами своих детей и прятали игрушечные мечи:
«Мне, музыкантам и реконструкторам орали в лицо, что мы предатели, что занимаемся ****** [ерундой], когда нужно митинговать, что мы продажные твари и нас тут поставили, чтобы помешать им митинговать. На возражения, что мы помогаем людям, знакомим их с ремёслами, с историей и т. д., мы получили слова, что «на *** [половой орган] никому не надо! Надо митинговать и делать революцию!»
*********
Онижедети сегодня объявляют, что им страшно жить и умереть при Путине.
Почему им никто не покажет, ну хотя бы один веселый фильм – комедию 1998 года «Не послать ли нам ... гонца?» Я бы села рядом и сказала: поскольку лента смешная (хоть и горькая, но нынешней поросли это по барабану), в ней некоторые вещи чуть сглажены...
Банду малышни, которая эксплуатирует беспризорника, снимали не на Комсомольской площади. Видимо, потому что там обитало слишком много настоящих. А я жила рядом. В ту сторону было страшно ходить. Бездомных, оборванных, нюхающих клей (за неимением более сильных веществ), курящих и пьющих неизвестно что детей невозможно было даже сосчитать. Немало было и девочек (не девушек), которых каждый день пускали по кругу – и об этом курящие на камеры десятилетки гордо рассказывали восторженным документалистам.
На что надеялись взрослые дяди, рискнувшие прийти в «клоаку»? Тогда мы не знали слово «хайп». Сейчас бы это обозвали так. Люди с камерами не могли не знать, что хозяевам их аппаратуры надо успеть порвать страну до конца, пока Борис Николаевич еще держится на ногах. И их кадры ничего не изменят и никого не спасут.
В моем подъезде жители убрали коврики, потому что ночью приходили бомжи и делали себе из них лежбища. Но это была самая малая беда. С верхних этажей через все лестничные клетки вниз периодически лилась моча, а иногда и кровь. Одна парочка задержалась в нашем доме надолго, перебегая из подъезда в подъезд, – крупный сухощавый мужик с мелкой изможденной Лолитой, которая едва держалась на ногах и без конца останавливалась справить тошнотворную нужду у всех на глазах во дворе. У меня был грудной ребенок, телефонов службы спасения я не знала (да был ли он тогда?), и я спустилась в продуктовый магазин в нашем доме. Прибитые жизнью и своей очередной хозяйкой продавцы посмеялись надо мной:
- Какой она ребенок? Уже двоих родила, помрет через месяц-два. Насквозь же больная – видно.
Через несколько дней парочка исчезла. Мужик ударил ножом жильца подъезда, который попросил их на выход... И скрылся.
****************
У светофора на Каланчевке поставили кооперативный ларек с булочками. Тут же образовалась очередь, и появился мальчонка с грудным ребенком на руках – прямо у окошка расчетов. У меня дома в колыбели лежала такая же кроха. Пристала к мальчишке – кто, откуда, где родители, что случилось...
Только в кошмаре послеродовой депрессии я была способна на такие поступки. Всем наблюдавшим происходящее было очевидно, что последует дальше. Поэтому ни один человек из очереди меня не поддержал.
Мальчонка отчаянно замахал руками кому-то на другой стороне улицы, и я увидела, как несколько крепких молодых людей пытаются прорваться к нам через поток машин.
В тот день мы дома обошлись без булочек. С милицией и полицией в стране было никак. И средство спасения у человека оставалось одно – ноги.
Сколько грудничков, засыпавших на руках у цыганок чуть ли не в каждом вагоне метро и электрички, мы потеряли, никто и не собирался считать. А теперь, когда кто-то с экрана пытается объяснить, как образовалась демографическая яма (что для нас, свидетелей тех лет, очевидно), молодежь заводится, звереет, и выходит на митинги со звенящим лозунгом: «Путин украл мою пенсию». И громко кричит, как им трудно жить.
************
Когда нас без конца призывают за что-то покаяться, могу сказать – был в те годы эпизод, за который мне стыдно до сих пор.
Однажды зимой, в очередной раз войдя в тамбур подъезда с ребенком на руках, наткнулась на чудовище вида ужасного – весь в тряпье он был похож на огромную разноцветную растрепанную капусту. Стараясь протиснуться в дверь, в отчаянии закричала «Боже, как вы достали!» и уже, утекая от странного субъекта, увидела внутри тряпок лицо совсем молодого парня, вздутое от побоев. Он только прошептал:
- Мне холодно...
Я не забуду этого никогда.
Уже в лифте поняла, что надо было впустить хотя бы в подъезд, отнести горячего чаю и бутербродов. Положила Алису в кровать, спустилась...
Его уже не было. Бога молила всю ночь, чтоб не холод и злые люди, а какая-то добрая душа подобрала этого мальчика, в одночасье ставшего чужим и ненужным своей стране.
Почему тогда, в конце 90-х, онижедети не выходили «гулять» на бульвары, не сносили людей на Тверской, не кричали, что у них украли всё – детство, юность, дом, даже тарелку супа?
А нынешние с айфонами в руках, что не по зубам многим взрослым, тяжко работавшим всю жизнь, ходят и кричат... Им, еще не сделавшим в жизни ровным счетом ничего, почему-то все должны. У них, двадцатилетних, уже успели украсть свободу, демократию, пенсию, места в думу и правительство, пост президента... Что там еще?
Вам, юным идиотам, вдохновленным на сомнительные подвиги светлоликими борцами с режимом, я лично ничего не должна.
А тому голодному замерзающему юноше в подъезде – пожизненно.
*************
Могу понять недовольство людей моего поколения. Но опять же – давайте честно скажем себе: за что боролись – на то и напоролись. Когда пришел злой капитализм, руководители производств в одночасье превратились в хозяек и хозяев, нас, тертых калачей, тоже настиг конгитивный диссонанс.
Со мной это случилось не единожды, когда дочка подросла и я дернулась на работу в СМИ. Не буду утомлять всем увиденным сразу, вспомню лишь один яркий случай. Супружеская пара моего возраста из бывшей республики, которую возглавляет человек, любящий растить и дарить картофель, сумели в 90-е годы, когда по клочкам разрывали серьезные издательства, обеспечивавшие отрасли недорогой литературой, выпочковать оттуда издание. Объявлено оно было научным. Журналистам объявили оклад аж в 15 тысяч (дальше типа возможны доплаты). Текучка там была недюжинная. Я не сразу поняла почему. А потом втянулась в наблюдения...
То, что организаторы не понимали особенностей производства от слова «совсем», было очевидно с порога. Нашла и перечитала сегодня свое прощальное письмо одному из супругов – директору конторы, бывшему глубоко военному человеку. И поняла, что невольно создала пособие по становлению и изданию печатного продукта.
Однако главная проблема этой редакции нового типа заключалась даже не в абсолютной безграмотности при постановке дела, а в атмосфере, созданной хозяевами.
Небольшой коллектив взрослых людей был взят в ежовые рукавицы. Свое рабочее место в научном журнале ты мыл и протирал сам (но это не проблема, не баре). Выходя за дверь и возвращаясь, должен был поставить подпись и время. И не дай Бог опоздать. Вдвоем выходить на улицу не рекомендовалось – а вдруг вы идете закурить и перемыть кости хозяевам. Если вас посылали в ларек за землей для цветов, которые привозились из квартиры, где шел ремонт (уход за зеленью лежал на нас), то внизу – пятый этаж без лифта – вас мог настигнуть звонок: «Где вы столько ходите?» Наши бесконечные телефонные рейды по выпрашиванию статей у докторов и кандидатов наук за копеечные гонорары (под рекламу, поток которой был неплохо налажен) часто не заканчивались успехом. Это означало, что мы работаем из рук вон плохо, и в наших отчетах-рапортичках, которые отнимали уйму времени (но без этого хозяева не мыслили процесса), было больше минусов, чем плюсов. Слежка во время выхода на мероприятия (не там встали, сели, не вовремя отошли) доставляла особенную радость. Счастью в глазах хозяйки, когда она находила пропущенную запятую (мы должны были вычитывать статьи в сверстанном журнале и расписываться на каждой странице), не было конца: «Двойка вам!»
Однажды я сдуру поинтересовалась, почему отраслевой научный журнал не отслеживает то, что происходит в стране, какие решения партии и правительства принимаются по отрасли, о которой он рассказывает. Ведь так легче было бы формировать редакционный портфель, а не заниматься той ерундой, к которой нас принудили.
Ответ был великолепен. У хозяйки, погрузившей нас в ежедневный бесправный и бездарный ужас, затряслись руки и губы. Оказывается, она вообще не интересуется тем, что там наверху, потому что на дух не переносит президента моей страны:
- Человек, которой сделал ставку на личное обогащение!
Видимо, сведения об этой ставке она черпала, наблюдая из окон своей квартиры его машину, пролетающую по правительственной трассе, или своего дома, что строился чуть дальше по тому же шоссе.
Очевидно, «личное обогащение Путина» не давало ей поднять зарплату наемным работникам и хотя бы чуть-чуть развеять удушающую атмосферу ее частной лавочки.
Свежие комментарии