Мать искалеченного сотрудницей ФСБ фельдшера объяснила ее прощение

В мае прошлого года в Челябинске сотрудница ФСБ Марина Гладских сбила на пешеходном переходе 32-летнего фельдшера Илью Онянова. Мужчина выжил, но остался инвалидом. Он не может ходить, учится заново сидеть, говорить и улыбаться. Ухаживает за ним мать.

За резонансным происшествием следил весь Челябинск. Народ требовал крови. Горожане призывали если не распять виновницу ДТП, то наказать по всей строгости закона, посадить на максимально возможный срок.

А мать пострадавшего взяла и... простила женщину. На суде заключила мировое соглашение. Гарнизонный военный суд прекратил уголовное преследование 41-летней сотрудницы ФСБ.

О покаянии и прощении — в интервью Елены Корякиной, матери пострадавшего фельдшера.

В феврале в челябинском суде семья пострадавшего Ильи Онянова и виновница аварии Марина Гладских заключили мировое соглашение. Жене и матери пострадавшего, который признан недееспособным, сотрудница ФСБ выплатила в общей сложности 600 тысяч рублей в качестве компенсации причиненного вреда. Суд проходил в закрытом режиме.

Суровые челябинцы негодовали, многие не сомневались, что на семью оказали давление. Мать пострадавшего, Елена Корякина, поначалу не комментировала свое решение. Не потому, что скрывала истинные причины своего поступка, — просто, чтобы все рассказать, требовалось время. В двух словах не объяснишь.

Теперь Елена готова рассказать о мотивах своего поступка.

— Меня постоянно спрашивают, зачем я ее простила? Как вам сказать… Что толку, если бы я ее посадила? Мой ребенок уже пострадал, а так пострадали бы и дети обвиняемой. Да и денег у меня нет поднимать сына. Гладских, в конце концов, имеет возможность мне помогать.

ИЛЬЯ ОНЯНОВ.

— Помогает?

— Она с самого начала просила прощения у меня и сына, плакала. До сих пор плачет. И вымаливает прощение. Она помогает. А если бы села, кто бы мне помогал? Даже если бы ей условный срок дали, она бы с работы вылетела, и что? С чем бы я осталась? Если бы я знала, что сын завтра встанет и пойдет, то, может быть, посадила ее, и не на один срок. Но сын, к сожалению, не встанет... И не побежит, не заговорит. Мне нужна помощь.

— Вы бы могли заявить приличные иски, потребовать денежную компенсацию?

— Я ведь не знаю, сколько денег понадобится на лечение и реабилитацию сына. Это гигантские суммы, вряд ли бы суд одобрил такие иски.

— Сколько вы зарабатываете?

— Работаю в хлебном магазине продавцом. Получаю 18 тысяч рублей. Я не жалуюсь на зарплату. Если бы, как раньше, одна жила, мне бы вполне хватало. А на сына уходит в месяц порядка 50 тысяч. Самые дешевые лекарства стоят 700 рублей, те, что подороже, — 2000. Вот купила раствор ему по 2000. Одного бутылёчка хватает на три дня. Недавно инвалидную коляску приобрела, 32 тысячи на нее ушло.

«Упала передо мной на колени»

— Тяжело далось решение о прощении?

— Если бы Гладских мне встретилась в первые 2–3 дня после аварии, когда сын лежал в реанимации в коме и умирал, не знаю, как бы я поступила, не ручаюсь за себя. Возможно, я уже сидела бы. У меня столько злости на нее было. Может, и хорошо, что мы встретились с ней только спустя полтора месяца.

— Почему так поздно?

— Это уже другая история. Когда все случилось, следователь вышел на жену Ильи, которая якобы созвонилась с обвиняемой. Спустя время я узнала, что сноха сразу начала тянуть деньги с Марины. Например, попросила ее закрыть какой-то кредит. Как я поняла, невестке невыгодно было меня делать потерпевшей в деле, хотела, видимо, чтобы все деньги ей достались. Она же мне потом заявила: «Откажись от статуса потерпевшей», — то есть я должна была подписать бумаги, где было указано, что в силу возраста не могу быть потерпевшей. Когда я попросила у нее телефон следователя, она не дала. Позже мы все-таки встретились со следователем. Он подтвердил мои догадки, сказал, что сноха долго отказывалась предоставить мои контакты...

— Вы со следователем обсуждали мировое соглашение?

— Я его спросила, грозит ли Гладских реальный срок. Он предположил, что вряд ли. У нее на иждивении двое малолетних детей, старенькая мама. Максимум условный получит. Тогда я задумалась: может, пойти на мировую, чтобы она помогала. Следователь сказал: «Я не могу вам советовать, но чисто по-человечески, думаю, это, возможно, лучший вариант».

— Обсуждали свое решение еще с кем-то?

— Обговорила со всей родней. Все пришли к выводу: если денег не будет, мой ребенок будет страдать. У нас таких средств на лечение нет, даже если мы все скинулись бы.

ПРАПОРЩИК ФСБ МАРИНА ГЛАДСКИХ (НАТАЛЬЧЕНКО).

— Когда вы об этом сказали обвиняемой, как она отреагировала?

— Когда мы первый раз встретились, Гладских сразу упала на колени: «Лена, это ваше дело, как вы со мной поступите. Какое бы решение суда ни последовало, я все равно не оставлю вас, помогу». Она не настаивала на прощении. Но она была так запугана. В тот момент мне показалось, что она уже наказала себя, понимаете? Она повторяла: «Мне этого никогда не забыть...».

— Вы поверили ей?

— Она обычный человек. Сейчас в Сети пишут, что нас зашугали, запугали, пятое-десятое. Господи, я когда первый раз ее увидела со спины, подумала: что за девочка стоит, подросток. Маленькая, худенькая… Вот тогда мне в глубине души стало ее жалко. Она выглядела забитой, зашуганной, боялась слово молвить. Потом сама призналась, что очень боялась нашей встречи.

— Где произошла первая встреча?

— Я через следователя передала, что готова с ней встретиться. Но не думала, что она сама придет. Не сомневалась, что адвоката отправит. Но она мне сама позвонила. В те дни я безвылазно находилась в больнице, сын лежал в реанимации. Туда она и приехала. Мне кажется, это был поступок с ее стороны. Там же она рухнула на колени передо мной, расплакалась. Я кинулась ее поднимать: «Да что ты, вставай, люди же ходят, на нас смотрят. Встань, успокойся». Отвела ее в сторону, мы с ней поговорили. Я заметила искренние переживания.

— По суду Гладских должна выплатить вам компенсацию всего 300 тысяч. Столько же жене пострадавшего. Не мало?

— Это по суду, но на деле она уже больше выплатила. Пока сын лежал в больнице, Марина покупала памперсы, пеленки, оплатила услуги массажиста. И сейчас все покупает.

— Она хорошо зарабатывает?

— Она живет с двумя детьми и с мамой. С мужем они в разводе, но он вроде ей помогает. Да и потом, не думаю, что в ФСБ зарплаты маленькие. Наверное, не 18 тысяч она получает.

— Странно, что ее не уволили после такой шумихи. В ФСБ не любят привлекать к ведомству лишнее внимание.

— Она до сих пор боится, что ее уволят. После приговора люди продолжают оставлять страшные комментарии в ее адрес в Сети.

— Травили ее в городе?

— Травля шла страшная. Причем у нас недавно тоже полицейский кого-то сбил, похожее ДТП, но такого резонанса не последовало. Марина не понимает: «Как так? Вот про него ничего не говорят. А на меня, на бабу, напали со всех сторон. Меня уже начальство по этому поводу задергало — почему везде пишут только обо мне?».

— Вы бы хотели прекратить травлю?

— Я местным журналистам обмолвилась, что не надо ее полоскать, она и так наказала себя, оставьте ее уже в покое. Кажется, бесполезно...

«Инвалид ей не нужен»

— Как ваш сын чувствует себя сейчас?

— 9 месяцев прошло с той аварии. Сейчас он стал гораздо лучше. Все понимает, слышит, всех узнает. А поначалу даже близких не узнавал. Говорить не может, только звуки издает и моргает. И не шевелится сам. Но на шутки реагирует, смеется. Сейчас собираем документы, планируем отправлять его на реабилитацию в Екатеринбург. Гладских не против оплатить. Надеюсь поставить сына на ножки. Пусть бы некрепко стоял, хотя бы по нескольку минут. Сидеть он уже умеет. Сначала по 5–7–10 минут его сажали, сейчас он у нас уже 15–20 минут сидит.

— Вы рассказали ему, что с ним случилось, про мировое соглашение?

— Нет, про Гладских не рассказываю. А вот про жену, которая его бросила, он сам все понял. Когда его привезли из больницы ко мне домой, а не к семье, он сразу отреагировал, два дня казался подавленным, но сказать ничего не мог. Я его успокаивала: «Илечка, ты немножко у меня поживешь, а там видно будет». Благо жена не так часто навещала его, не теребили воспоминания. Изредка, раз в месяц если появится — и то ладно. Я сыну недавно сказала: «Давай отпустим ситуацию. Потом мы со всем разберемся, я тебе все расскажу. А сейчас просто не надо огорчаться. Если она придет, ты глаза закрой и отвернись, все». Он так и делал. Жена — единственная, кому он не улыбался. Остальным, кто его навещает, рад.

— У них общая дочь. Девочка приходит к отцу?

— Я не могу заставлять супругу Ильи приводить сюда ребенка. Так что внучку я тоже не вижу. И в хорошие-то времена мне очень редко давали видеться с девочкой: сын внучку обычно ко мне приводил тайком, фотографии ее посылал. Я к ним в дом приезжала только на дни рождения сына и внучки. Желания особого не было, я же видела, что супруга Ильи мне не рада. Думала: ну и зачем лезть в их жизнь?

— Ваша невестка как себя вела после аварии?

— Когда сына перевели из реанимации, с ним требовалось круглосуточно дежурить. У него началась пневмония, он задыхался, ему постоянно откачивали жидкость из легких. Нельзя было его оставлять. Я предложила его жене дежурить по очереди. Она отказалась: «У вас много родни». Я взяла отпуск за свой счет, сидела с ним. Иногда меня сменяла его тетка или мой брат. Когда я вышла на работу, то ночевала в больнице, а в пять утра ехала на работу. Медсестры жалели меня: «Вы идите, мы тут сами присмотрим». Но я могла только на час-два оставить сына без присмотра родных. Жена Ильи приходила на 2–3 часа, потом оставляла мужа на медсестер. Или просила подружек сидеть. Говорила, что ей не с кем оставить ребенка. Когда все случилось, мне сразу показалось, что она оставит Илью: кому нужен такой инвалид?

— Ваша невестка тоже проходила потерпевшей по делу?

— Она сразу заявила себя потерпевшей. И получила не только 300 тысяч, положенные по суду, но и гораздо больше от обвиняемой. Сначала, по моим данным, Гладских перечислила ей 75 тысяч якобы за какой-то кредит. Еще она получила деньги, которые перечислили сыну за больничный. Его карточка ведь у нее осталась, деньги туда переводили. Я позвонила в бухгалтерию, где работал Илья, и там узнала об этом. А ведь на эти деньги мы могли лекарства покупать. Теперь собираюсь судиться с ней по этому поводу. Советовалась с адвокатом, он говорит, если они в браке, то его зарплату должны делить пополам. Я согласна, но сын ни копейки с больничного не получил.

— Они не развелись официально?

— Еще нет. Хотя она обмолвилась, что планирует подавать на развод. Но сейчас молчит. Они ведь с Ильей с 2014 года вместе жили. За одним столом ели, в одной постели спали, ребенка она от него родила, почему же так сегодня происходит?

— У них раньше хорошие отношения были?

— Со стороны казалось, хорошие. Илья ведь у меня спокойный, голоса ни на кого не повышал, не знаю, что нужно, чтобы вывести его из себя. Я видела, как он с пациентами общается. Всегда такой обходительный. Он практику в поселке проходил, так его до сих пор там вспоминают, хотели, чтобы он там остался. В последнее время он работал фельдшером на «скорой помощи», по совместительству еще в поликлинике на приеме сидел, на срочные вызовы выезжал. Дома практически не появлялся. Отдыха, считайте, не было. Спал на ходу. Мне кажется, будь он в день трагедии выспавшийся, то среагировал бы на машину, увернулся. Может, она его по касательной бы задела, руки-ноги переломал, но голова бы уцелела.

— Его жена не работает?

— Она диспетчер на «скорой».

— Коллеги ее осуждают?

— Не знаю, как ей, а мне весь город сочувствует. К нам в магазин часто ходит служащий церкви, приносит святую воду, молится за сына. Я вообще никогда не думала, что мы так «прославимся». Я сыну говорю: «Илья, тебя весь город знает». Он смеется. Столько людей незнакомых откликнулось на наше горе. До сих пор нам денежки переводят: кто 100 рублей, кто 200–300, иногда и 1000 приходит. Я на эти средства покупают ему фрукты, овощи самые лучшие. Еще за сиделку плачу, она меня подменяет, когда я на работе. А на себя уже махнула рукой, лишь бы его вытащить. Правильно ли я простила? Не знаю. Пусть люди меня рассудят. Но я поступала так не умом, а сердцем, а сердце матери — оно никогда не обманет.